Палиндром

Алекс Видов
На конкурс Елены Фин http://proza.ru/2021/11/14/386



Палиндром


Я часто путаюсь и не умею распознать, что есть явь, и что - сноведения.
Иногда мне кажется, что и то, и другое - это лишь две равные составные чего-то
единого и неделимого. Чего-то, что разум человеческий не способен объять.
И кажется мне порой, что сон - это лишь отражение нашего существования,
где зачастую видны ярче именно те его моменты, которых видеть мы не желаем.
От которых прячемся, усердно закрываясь руками.
И забываем их с поспешной лёгкостью и облегчением.



СОН

Был карнавал. Нет, это был сон. И этот сон, обалдевший от внезапной свободы, нёсся стремглав, любуясь собой до неприличия.
Он нёсся, то ли в пропасть, то ли в облака. Сметая всё и вся. Кружил в вихре нас, танцующих и пирующих, не знающих о его коварном замысле. И не подозревающих о своём активном участии в нём.
Он нёсся всё стремительней и задыхался свободой, которая, как оказалось, была у каждого из нас.

Был карнавал.




КАРНАВАЛ


Был карнавал.

Виолончель страстно отзывалась каждым изгибом на судорожный танец смычка.

Вальс кружился, раскачивая выстроившиеся на подносе бокалы, словно хотел нарушить их льстиво-строгий вид.

Шторы танцевали с напившимся в стельку ветром. Он стремительно врывался в комнату, подбрасывая их к потолку, а потом устало брёл по комнате, игриво касаясь закрученных в локоны, до вульгарности слащаво выложенных волос. Он хотел распутать, размотать эти лживые клубки, да не хватало сил, и, напившись вконец, он бездыханно падал на пол, целуя подол грузных платьев.

Я случайно нашел себя в этом сне. Казалось, что там
мне все чуждо. И так нелепо, что забрёл я туда. Но и дороги назад я не знал.
 


ДОРОГА НАЗАД

Я испугался. Я понял, что не знаю дороги назад. Это не был один из тех снов, когда я мог проснуться, испугавшись чего-то, или твёрдо решив, что это не мой сон. Я испробовал все хитрости. Я изощрялся, как мог. Но лишь позже понял, что именно это и не было сном.


В ПОИСКАХ ДОРОГИ НАЗАД

Я испробовал все хитрости. Я шептал юным девам, скрывающимся под пёстрыми масками, шептал, задыхаясь ароматом духов, обещал им неземные наслаждения, если укажут мне ту самую дверь... Они впивались в меня ногтями, дрожа, обезумевшие от страсти, шептали мне что-то прерывисто и жарко, а потом хохотали долго и протяжно. И я срывал с них маски, и сморщенные, изрезанные бороздами лица улыбались мне тонкими белыми ртами. Я бегал по залу, путаясь в танцующих в вихре листьях. Они врывались в окна стаями птиц, а потом превращались в жёлто-бордовые листья и кружились вперемешку с голубями, которые тоже, постепенно превращаясь в снежные огромные ладони, подхватывали листья и кружились, взлетая к потолку, и лишь изредко отдыхали на застывших в недоумении люстрах.

Я отмахивался от них и бежал, скользя по паркету. Я срывал маски с едва передвигающих ногами немощных старцев и видел молодые лукавые лица и бархатную кожу, и абрикосовый румянец. Я сорвал все маски, и они смеялись мне в лицо. И на их лицах появлялись новые маски. И я их снова и снова срывал.

Я думал, что они не хотели подсказать мне путь, но оказалось, что и сами они не знали его, как и я.
 



В КОМНАТЕ ОТРАЖЕНИЙ


Оказалось, что в этом сне был всего лишь один выход.

Когда замолкла музыка, и тишина настороженно подслушивала перешёптывание моих шагов,
я нашёл себя в этой комнате, комнате отражений. И не узнал себя. Вернее, я не помнил себя совсем. Но твёрдо знал, что в отражении кто-то чужой, не похожий на меня, того, забытого мной. Я так усиленно срывал маски с уже наскучивших мне соседей, а на себя надел такую смешную и нелепую - не удивительно, что они все смеялись надо мной. Я подошёл поближе и зеркало распахнуло объятья, словно впуская меня в себя. Но я остановился поодаль и вгляделся в маленького лопоухого ребёнка в чёрном фраке с хлопающей опалёнными крыльями бабочкой. Пепел опадал на белую рубашку и застывал на ней, дрожа от восторга.


Я не хотел смотреть, но что-то заставило меня. Я видел этого ребёнка прежде на сморщенных в скорби фотографиях из семейного альбома. Я не помнил его. Но почему-то он был дорог мне. И стоило мне почувствовать это, как зеркало снова распахнуло мне объятья. И я шагнул в него.
 



ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ЖИЗНИ


ЕСТЬ ЖИЗНЬ. И ЕСТЬ ЕЁ СОСТАВНЫЕ. ЕЁ ЭТАПЫ И "КОРИДОРЫ",
СВЯЗЫВАЮЩИЕ ИХ. НЕВАЖНО, КАК ИХ ОБОЗНАЧИТЬ –
ОНИ ЛИШЕНЫ КАКОГО-ЛИБО РАЗЛИЧИЯ,
КАК, ВПРОЧЕМ, И ТЕ ЭТАПЫ, КОТОРЫЕ ОНИ СВЯЗЫВАЮТ.
ВЕДЬ ПО СУТИ СВОЕЙ ЖИЗНЬ - ЕСТЬ РОЖДЕНИЕ И УЧЕНЬЕ,
И ОПЯТЬ ЖЕ РОЖДЕНИЕ.
ТО ЕСТЬ, ПЕРЕХОД В ТО, ЧТО ВОСРИНИМАЕТСЯ ИНЫМ
ЛИШЬ СОЗНАНИЕМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ.

Зеркало снова распахнуло мне объятья. И я шагнул в него. И почувствовал себя в невесомости, несущей меня в неизвестность. Я был внутри чего-то такого знакомого и привычного. А потом вдруг отделился от него и стал самим собой.
Я стал - нечто новое, отдельное от всего знакомого мне прежде. И лишь тонкий жгут связывал меня ещё с тем, что было моим временным пристанищем.
Что-то далёкое приоткрылось, и я увидел свет. И зажмурил глаза от боли и восторга. И зарыдал от внезапного счастья и страха.

Но меня уже неумолимо несло туда, всё ближе и ближе к этому свету, манящему, пугающему и неизбежному. И длинный раскалённый туннель толкал и выталкивал меня пульсирующими мышцами. Я полз и карабкался, захлёбываясь и задыхаясь. Пока туннель не распахнулся передо мной и не вышвырнул меня в бесконечность света.